Недобрые вести застают Какаши в пути – в конце послания стоит ломаная подпись Сакуры. Саске слеп, Наруто бездействует, а она устала с ними бороться – по отдельности, потому что новоиспеченный Хокаге даже ни разу не заглянул к своему капитану. Хатаке усмехается и, как когда-то, думает сразу про всю троицу: «бестолковые». Но на этот раз без привычной ему теплоты, а со скорбью, мгновенно попадающей в кровь и равномерно распределяющейся по всему телу. У Какаши немного дрожат руки, он не знает, от усталости это – или от безысходности? Потому что выхода действительно нет. Что сможет изменить он, чего не смогла она, Сакура, одна из лучших медиков Конохи? Саске попал в тупик, более того, он сделал это вполне осмысленно. И она предупреждала его. Неоднократно, в этом Какаши не сомневается. А он – гений, последний представитель вымершего клана, командир действующего состава АНБУ – не прослушал ее. И угодил в собственноручно вырытую яму. И Какаши сухо резюмирует: «сам виноват». Вот только куда все это время смотрел – и продолжает смотреть – Наруто?
Харуно никогда не пишет длинных писем, ее очередное послание тоже не стало исключением – просто несколько сухих предложений. И все же, на бумаге цветут одинокие высохшие капли, будто Сакура запечатывала свое послание в первые минуты скупого дождя. У Хатаке в голове возникает четкая картинка, кадр, который он будто бы видел раньше: Харуно сидит за столом, ссутулившись, смотрит на свои бессильно сложенные на коленях руки, ее розовые волосы падают на глаза. Перед ней – письмо, которое осталось лишь запечатать воском и отправить в путь, но она не может собраться с духом, ей не хватает на это сил. Поэтому она просто сидит в своей крошечной комнате, беззвучно плача; она сломлена, истощена, словно догорающая свечка. Написав случившееся на бумаге, она вдруг внезапно осознала, что весь этот кошмар, окружающий ее, постоянно придерживающий за хрупкие плечи – он реален. И ей стыдно перед Хатаке, потому что ей кажется, она чувствует, что все это – ее вина. 
В Конохе дождя не было, и, судя по всему, не было давно. Стояла солнечная, удушливая погода, Какаши, не успевший отвыкнуть от сухого воздуха в Суне, удушливо кашлял, прислонившись к воротам. Он не сильно спешил, лишь немного ускорил шаг, когда соколиный вопль застал его в раскаленных песках пустыни.
Он понимал, что ничего уже не исправить. Если не смогли исправить до него – он не справится и подавно. Саске ждет уже достаточно долго – и ждет вовсе не его, не своего прежнего учителя – он подождет и еще пару дней.
Какаши наносит визит без предупреждения. Просто он смертельно устал с дороги и не хочет слышать глухой отказ.
И только в глубине души он признается, что не хочет услышать безразличное «как хотите, Какаши-сенсей». Он боится, что Саске уже потерял надежду. 
Какаши ни на секунду не думает, что застанет Саске смиренно лежащим в постели и потягивающим лекарственные настойки. В комнате действительно царит сильный запах медикаментов; Какаши готов поспорить, что основной источник этих благовоний – мусорное ведро.
Входом Какаши служит распахнутое настежь окно – максимально невежливое вторжение.
Учиха, еще не почувствовавший присутствие бывшего учителя – лишь потому, что последние силы Хатаке тратит, чтобы не дать ему это почувствовать – стоит, разглядывая окровавленное запястье.
Вернее – безнадежно пытаясь его разглядеть. От этого зрелища у Какаши болезненно сводит скулы. Он снимает жилет, Саске нервно дергается на звук расходящейся молнии, но мгновенно успокаивается. Специфическую чакру светловолосого джонина невозможно не узнать.
Вслед за жилетом Хатаке снимает маску. Потому что в пределах этой комнаты в ней нет смысла.
Он подходит к Саске, стараясь не смотреть на повязку, скрывающую глаза – или то, что от них осталось – берет своего бывшего ученика за плечи, мягко, но уверенно отводит от стола в сторону кровати и присаживается вместе с ним. В кармане на форменных штанах находится потрепанная упаковка с бинтом. Кровотечение Хатаке останавливается с помощью чакры – она исходит, неравномерно колыхаясь, из ладоней, светится нездорово зеленым цветом – Сакура, наверное, пришла бы в ужас от его коновальской техники. Пока порез медленно затягивается, Какаши решает, что нужно уже что-то сказать.
- Наруто стал Хогаке, - усмехается, отчетливо чувствуя привкус горечи на губах, - он достиг своей мечты, и теперь не знает, что с ней делать. Ты помог ему в этом. У тебя были свои мечты, Саске? Ты успел воплотить их? Потому что я знаю, о чем ты мечтаешь сейчас, и я – не Сакура, я не стану кормить тебя обещаниями и ложной надеждой. Надежды у тебя почти нет.
И повторяет, акцентируя внимание на одном единственном слове:
- Почти.